Это живая поэзия жизни

Примерно полгода назад в разговоре со своей коллегой я сказала, что многими моими поступками руководит чувство патриотизма, идея патриотизма.

— Патриотизма? — усмехнулась она. — Не смеши. Что это такое?

Подобные ноты сомнения и иронии я слышала не раз в высказываниях различных умных людей. Будто это некая изжившая себя архаичная или искусственная категория, навязываемая современному обществу, давно живущему в совсем иной системе координат.

Я провела свой личный экспресс-опрос и выяснила, что многие люди не могут сформулировать о патриотизме ничего более, чем общие места, стандартные казенные формулы, имеющие давний привкус схемных клише.

Я много думала об этом, о том, что многие употребляемые категории сегодня, по сути, нуждаются в доосмыслении, в новом прочтении и истолковании, что, будучи даже произносимыми, они остаются в фарватере старых традиций, называемых в науке коннотациями, — то есть прошлых контекстов. Нам остро нужна реновация — реконструкция, новые прочтения важных, фундаментальных понятий, приходящих из прошлого, нам нужно заново именовать и пояснять нашу сегодняшнюю жизнь и нашу ментальность.

В своих раздумьях о патриотизме я пришла к мысли, что патриотизм — это естественное, первичное человеческое качество, врожденное, как безусловная любовь, и обеспечивающее моральную устойчивость человека. По сути — маркер душевного здоровья. Не об этом ли писал Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Город на высоком берегу реки в вечном движении. Он «проплывает» мимо реки. И это… присущее Руси ощущение родных просторов. Страна — это единство народа, природы и культуры».

И потом, позже, он размышлял: «Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необходима для его духовной, нравственной жизни, для его «духовной оседлости»…» Так вот что такое патриотизм! Изумительная формула — душевная оседлость.

Ни для кого не секрет, что понятие патриотизма пережило в нашем бытии несколько странных, болезненных времен. Долгое время в конце ХХ века слово «патриот» было ругательным. Тенденция эта появилась не на ровном месте, корни ее шли из 1970-х. Тогда духовное пространство СССР поляризовалось, сложились противоположные лагеря: лагерь прогрессистов-демократов и лагерь консерваторов, называемых патриотами. Демократы ассоциировались с умонастроениями, созвучными творческим, свободным, продиссидентским, а патриоты — с пропартийными установками, это была метка консервативных, косных людей. То есть «патриот» звучало как отсталый, недалекий, послушный. Эти оттенки, коннотации сохранялись в понятии патриотизма до последних времен.

В 90-е, в пору нашей полной моральной капитуляции, понятие патриотизма полностью исчезло. Было отменено. Словно было исчерпано. На его место пришли другие ориентиры: личного преуспевания, успеха, обогащения, личное эгоистическое стало превыше всего.

В негативной палитре оттенков понятия патриотизма свою роль сыграла советская идеология, в ее контексте словосочетание «русский патриотизм» было негативным, относилось к монархичности. На его смену ввели понятие «советский патриотизм», которое увязывалось с партийностью, советская система идей уравнивала патриотические чувства с верностью партийной линии. И вот вместе с советскостью и партийностью отбросили и патриотизм.

Однако случился очередной парадокс: в 90-е годы те, кто недавно блистал своей благонадежностью, сотнями ринулись грабить и присваивать народное достояние. А многие из тех, кто проштрафился неблагонадежностью, кто был критиком, кто был выдавлен из страны, объявили себя патриотами. Среди них самое яркое имя, пожалуй, — Александр Александрович Зиновьев. Философ, писатель, профессиональный нонконформист, он занял позицию горячего защитника России в новые драматические времена. Он, критик «сверхобщества», «человейника» и «западнизма», со страстью искал новые пути для расцвета своей страны, куда вернулся после долгих лет эмиграции. Эдуард Лимонов сказал: «Жизнь за границей сделала меня патриотом»… Часть бывших диссидентов ушла в русофобию, а часть стала яркими бойцами за сохранение идеи Отечества.

Один из моих собеседников недавно с горечью размышлял: «Как бы свести лояльность с компетентностью. Пока что часто выходит так: где более высокие компетенции — там ниже лояльность, а где лояльность, там, увы, с компетенциями».

Я много думаю о единстве и связности русской культуры, цивилизации и менталитета. Сегодня в мире идет отмена русской культуры, и это доходит до абсурда — как можно отменить не только Чайковского и Толстого, но и Станиславского, Менделеева, Пирогова, Мечникова, Попова, Зворыкина — тех, благодаря кому современный западный обыватель не только смотрит кино и телевизор, слушает радио, но лечится, йогурт пьет по утрам и долголетствует. Беда в том, что нынешняя отмена нашей культуры не первая, а третья. Первая — во времена революции и после нее, вторая — в годы распада и уничтожения Советского Союза, и снова отменяли и забывали не только имена, но сами мысли, подлинные вершины мысли нашего цивилизационного материка! Мы сами в большом воодушевлении дважды отменяли свою культуру и историю!

Вот и дошла до нас наша культура в отрезках, в отрывках, мозаически, лоскутно. Улеглось в головах: патриотизм — это согласие со всем происходящим, это славословие и верноподданничество.

А между тем философия патриотизма — одна из самых творческих и крылатых идей, которая будоражила лучшие умы России. Вот размышление уникального человека, совершившего духовный прорыв в XVIII веке, — Александра Николаевича Радищева «Беседа о том, что есть сын отечества». Написанная в 1789 году, она выявляет архисовременные подходы. Человек, любящий свою страну, — сын Отечества, это и есть, по Радищеву, истинный человек. И что же главное в сыне отечества? Вы удивитесь, но это главное свойство — свобода. Лишь свободный человек может быть патриотом. Патриот — это человек чести, он честолюбив. Он усиливается и растет вместе с усилением своего Отечества. А высшее проявление патриотизма — благородство. То есть патриотизм и есть проявление этического, строительного, самобытного начала в человеке!

И еще один мой собеседник. Человек творческой профессии, ироничный, сомневающийся, самодостаточный. «Знаешь, — рассказывает он мне, — у меня были очень зажиточные прадедушка и прабабушка. У них после революции все отобрали, включая дом. Они жили, скитались у знакомых — кто пустит. И вот их вызвали и загнали на баржу, говорят — отдавайте все, что осталось, а не то утопим баржу. А у них взять уже больше нечего. Они несколько дней в той барже просидели. Ну, их выпустили. И что ты думаешь? Они никуда не уехали — остались в стране. Вот это патриотизм!»

Странный рассказ. Как это все сплетено в нашей истории — радость и горе, нежность и горечь, любовь и жертвы. Но я понимаю так: патриотизм — это способность принимать личностное решение, это одна из высших степеней личной свободы, это самоуправление человека, это высший уровень саморазвития. Патриотизм — категория не верноподданническая, а творящая, творческая. Можно быть лояльным, верноподданнически согласным человеком и при этом оказаться заядлым вредителем своей Родины.

Патриотизм — это деятельное участие в судьбе своего народа. Именно патриотизм строит заводы, прокладывает улицы, возводит здания, держит государство. Патриотизм придает человеческой жизни значение, а человеку — значимость.

Патриотизм плотно слит с таким человеческим качеством, как личное достоинство. Если нет достоинства, то нет и не может быть патриотизма. Но коли есть достоинство, то появляется и чувство патриотизма. Однако есть разность между достоинством и достоинствами. Достоинства — это конкретные, почти предметные характеристики человека, это констатации. А достоинство человека — это генерализованное, обобщающее свойство человеческой личности, это уровень развития, самопонимания, это общее качество человека.

Мне очень близка идея философа Е.Н.Трубецкого: «Особенность русского патриотизма заключается в том, что он никогда не воодушевляется идеей родины как таковой, служением русскому как таковому. Чтобы отдаться чувству любви к родине, нам нужно знать, чему она служит, какое дело она делает. И нам нужно верить в святость этого дела, нам нужно сознавать его правоту. Нам нужна цель, которая бы поднимала наше народное дело над национальным эгоизмом».

Интересно — проблемой патриотизма в России всегда «болели» именно поэты, искали ее суть, писали о ней. Патриотизм для России — слово поэтическое, и суть его состоит в личностном росте человека, его смысловом потенциале. Это поэтическое переживание. Патриотизм — это не пассивное всеприятие, это есть живая поэзия жизни.

И противостоит патриотизм не космополитизму — то есть любви ко всем богатствам, созданным человеческим гением, — а эгоизму, ограниченности, пассивности и в целом равнодушию. Лев Толстой дал свою формулу: «теплота патриотизма». Это внутреннее тепло и связанность людей.

Сегодня нам очень много нужно сделать. Привести в порядок свою страну, землю, города и поселения. Нам нужно привести в порядок наши отношения. И нам нужно привести в порядок свой душевный мир.

Источник: www.mk.ru